выносРодился Вильгельм Мольден 5 марта 1826 года на окраине столицы Австрии в семье преподавателя скрипки Венского Дома музыки. Отец с раннего возраста пытался приобщить сына к искусству владения музыкальным инструментом, но, как выяснилось впоследствии, юноша оказался неспособен к обучению. Дело было несколько в отсутствии природного таланта в пару со слухом, а скорее в строгом методе преподавания отца, чьи амбициозность и давление лишили Вильгельма какого-либо желания заниматься музыкой. Фриц Мольден всегда был агрессивен в своей технике достижения целей, а жалкие потуги судьбы помешать ему, тот расценивал, как вызов. Чаще всего он принимал его, когда играл в покер в излюбленной таверне «Штубенфиртель» в твердой уверенности, что соперник повышающий ставку имеет комбинацию ниже каре. Но даже намеки в виде многочисленных проигрышей не могли дать отцу Вильгельма понять, что игра в карты не его стезя. Фрау Мольден периодически уговаривала мужа прекратить проматывать семейный бюджет в сомнительных заведениях, но тот лишь отмахивался от нее, стараясь все меньше и меньше проводя время дома, дабы избежать семейных распрей. Естественно, безрассудное упрямство и гордость Фрица не могли пошатнуть ни уход в долги, ни увольнение с работы из-за профессиональной некомпетентности в связи появление на рабочем месте в нетрезвом виде. В начале ХIХ века, когда к власти пришел Франц I и провозгласил Австрию империей, царили строгие порядки по поводу долговой выплаты. Осознав, что ему светит долговая яма, разорившийся Фриц утопился в Дунае. Оставшись без мужа, Сесилия Мольден оставила работу портной и, чтобы поднять 13 летнего сына на ноги, устроилась танцовщицей в публичный дом. Вильгельм, освободившись от отцовского бремени, смог позволить себе заниматься тем, к чему у него лежала душа. А лежала она непосредственно к филологии и этимологии немецкого языка. Магия слова казалась ему чем-то возвышенным, перед, чем любая наука должна преклоняться. Воодушевившись перспективой работы по данной специальности, он корпел с утра до ночи за учебниками, приникая вглубь лингвистики. Сесилия, замечая старания сына, обещала ему поступление в Венский университет. Юный Мольден не имел понятия каким способом мать получает деньги, и как простая портниха способна оплатить обучение в одном и ведущих университетов Австрии. Тайне этой так и не суждено было раскрыться, ибо Сеселию в 1842 году свела в могилу лихорадка. На деньги, выданные душеприказчиком, Вильгельм похоронил мать, оставив небольшую часть на еду. В этом же году, 16-летний юноша пробует поступить на первый курс филологического факультета в Венском университете. Приемная комиссия была настроена скептически на тот факт, чтобы у них учился безродный сирота, но твердая уверенность в своем выборе и любовь к предмету помогла Мольдену поступить. Естественно, с условием отработки возложенных на него университетом средств и стабильной успеваемости. В 1847 году он успешно защитил диссертацию на тему: «закономерность развития общегерманских форм слов», и по условию договора был обязан пять лет преподавать в Венском университете без оплаты труда. Последующие годы протекали с одной работы на другую, чтобы была хоть какая-то наличность свести концы с концами. Строгое фрамирование жизни не позволяло двадцатилетнему Вильгельму время на променады с местными фройляйн. Некогда счастливое студенческое время, потраченное на изучение общегерманских языков, сменилось ненавистью к процессу обучения и работой за стойкой в близлежащем кабаке. Усталость стала хронической, а постоянные стрессы сказывались на его отношении к ученикам и манере подачи лекции. Все мысли Вильгельма были заняты страстным желанием уйти от всех проблем, но он понимал, что даже, а аду, на каком бы кругу ада он ни был, австрийское правительство под началом ректората его найдет, а перед их наказанием меркнут все котлы Пандемониума. Каждая минута растягивалась в немой крик и противоборство с самим собой, годы жизни в безликое существование. К концу срока, Вильгельм был не отличим от живого мертвеца: кожа, как у больного под хлороформом, из некогда блестящих и густых волос утекло сияние, а сам он был похож на Кентервильское привидение, разве что цепями не звенел. Философское учение Лейбница, чьи работы ни могли не привлечь внимание Мольдена, писали, что зло – есть противоположное реальности и растворяется в благе, и один минус никогда не понесет в себе другой. Как же он ошибался, ведь смерть алчна до новой жертвы, как жадный скупец падок до никчемного гроша. Только она принимает разный вид и преследует разные цели. Часто чтобы избавить человека от мучений или в случае с вечной жизнью – только их продлить. Она погружается острыми клыками в шею жертвы, выпивая ею всю без остатка, смакуя каждую каплю, как дорогое французское вино. Вильгельм не помнил лицо своего создателя, только то, что он был мужчиной. Сильным, крепким, безрассудным. Он наслаждался болью играющей на губах юноши, и поменявшими свою текстуру радужными оболочками глаз жертвы, принявшими цвет травы после дождя. По чувству этот процесс сроднен акту любви между молодыми любовниками, когда чувства не потеряли былую страсть, в некоторой степени, изнасилованием серийным маньяком или игрой хищника с беспомощной игрушкой. Все это было одним и тем же, только носило разные название, - все это убийство, будь оно, медленным уничтожением чувств, надежды или никчемного тела. Мольден не чувствовал ничего, даже, как кровь покидает его тело, исчезающее через вены-соломинки в ненасытную пасть нежити, а затем, как в его искореженный рот втекает противно-соленое нечто. Зная, что умирает, Вильгельм не старался запомнить мир в момент своей смерти, он непрестанно благодарил богов за освобождение. За освобождение от оков законов смертных.
Он очнулся, когда в парке, соединяющим главную магистраль от бара и ночлежки, луна блеклым блюдцем грозилась свалиться за линию горизонта. Мольден попытался встать, но тело, казалось, больше ему не принадлежало, им завладел некий безумный кукловод, резко дергающий за безвольные конечности. Кое-как добравшись до дома пока не взошло солнце, он зашторил окна и свалился на кровать, накрывшись одеялом. Вильям задавал себе этот вопрос из года в год, зачем тот вампир его обратил, оставив, как надоевшую ребенком игрушку ждать в парке рассвета. Зачем давать новую жизнь, чтобы вновь поставить ее на кон? На эти вопросы он так и не мог найти ответы. Новорожденный вампир следовал по общепринятым стереотипам, ибо в большинстве случаев, как он понимал, они были верны. Прежде всего, Вильгельм избегал солнечного света, но в дальнейшем и понял, что несколько минут может продержаться, но использовал данную возможность только в крайнем случае. Под покровом ночи выкрал дорогой гроб, в котором должны были хоронить губернатора Австрии, своим непредусмотрительным поступком вызвав переполох в обществе. Также вампир тарался не есть чеснок и обходить стороной церковь. И, естественно, этот факт он никак не мог обойти стороной, невыносимая жажда крови, не утоляющаяся надолго. Ректору Венского университета выпала честь пасть первой жертвой от «молочных» клыков Мольдена. Вильгельм уволился из кабака, дополнительный заработок ему был ни к чему, он нашел более интересный и бесплатный способ питания.
Эпикриз врачей огласил неминуемую, скорую смерть учителя филологии, в связи с вялой работой сердца. Вильгельм слушал их, еле скрывая улыбку, но ему нужна была медицинская справка, чтобы уйти из университета с трудовой книжкой. Получив все необходимое, Мольден понял, что оставаться в Вене больше не имеет смысла и отправился в Германию.
Скрываясь под новой фамилией, вампир продолжил свою работу в качестве филолога-лингвиста . Достиг неплохих результатов в развитии понятия языкового закона и языковой закономерности. В Нюрнбергском университете дополнил закон Вернера. Вплоть до ХХ века он занимался изучением языков. Свободно говорил на английском и французских языках, даже на некоторых диалектах. Естественно, из-за непереносимости солнечного света, Вильгельм показывает нос из убежища преимущественно после заката солнца, а работу в университетах проводит зачастую в зимний период, когда ненавистное ему светило поздно рассветает и рано заходит. Некоторые неудобства из-за невозможности старения принуждали юношу менять место работы, как перчатки, переезжать из одного города в другой, из одной страны в другую. Эти мелочи казались ему настолько незначительными по сравнению с новым даром. С возможностью творить вечно, посмотреть, как будет стареть мир, постепенно приближая себя к неотвратимой гибели. Не редко же выпадает привилегия побыть эдаким подобием вершителя и решать кому жить, а кому суждено умереть от его клыков. Это чувство неистового экстаза, когда пьешь из вены жертвы кровь, чувства ее сердцебиение, пока последний вздох не сорвется с ее окровавленных губ. Убить красиво – тоже искусство, а Вильгельм был поистине виртуозом этого дела. Он превратил смерть в непринужденную игру на сцене, только без возможности продолжение репертуара с прежним партнером. Пьянящее чувство восторга разделить себя с кем-то другим, пусть и ненадолго.
Уходя, Вильгельм всегда оставлял после себя смерть и пьянящий вкус нового открытия. После становления вампиром, мир заиграл для юноши новыми красками, как если бы он до этого он смотрел на непроявленный негатив. Сердцебиение не учащалось, как когда-то, когда он чувствовал, что такое страх, боязнь, любовь. Ох, если бы он раньше бы знал, что проявление эмоций и смехотворность привязанности приносят только боль. Толку от них, по мнению вампира, не было. Мольден сам усмехался своим выводам, о том, чтобы познать настоящую жизнь, нужно умереть, а все фундаментальное строится на парадоксах. Юноша мог бы заморочиться написание какого-нибудь философского трактата, но успеха, по всей видимости, такая работа не принесла бы. Вильгельму случилось обсудить этот вопрос с Артуром Шопенгауэром, где ученым посоветовал ему забыть о подобной идее, - люди слишком привязаны к своей смертной шкуре, чтобы враз ее скинуть. С великим философом - волюнтаристом их связывала одна общая цель – поиск истины. После смерти друга он пытался систематизировать накопленные знания по метафизическому понятию воли, но с треском потерпел провал по причине недопонимания предмета исследования.
В начале ХХ века, когда на долю Мольдена выпала проблема рабочего класса и постоянные распри между жителями Берлина. Ночные вылазки в поисках еды заканчивались побоями, в которых вечный юноша выходил победителем в силу своего преимущества над смертными. В это темное время он решил покинуть Германию и попытать удачу несколько юго-восточнее. Чехословакия оказалась более спокойной и тихой, чем ожидалось. В столице его приютила молодая девушка Альжбета Томек, известная на все Градчаны, куртизанка. Ее красоту мог оценить каждый, даже в сердце Вильгельма она закладывала хоть и жалкое, но все-таки подобие романтического чувства. Золотистые, как спелая рожь волосы, скрывали тонкую шею девушки, а грязно-серые глаза хранили осколки ее памяти, под пыльным одеялом из потерянного благочестья. Вильгельм любил целовать ее чувственные губы, давя с себе острое чувство ревности, понимая сколько мужчин совершало над ней подобнее действие. В их первую встречу Альжбета сразу поняла, что новый посетитель борделя чем-то разительно отличается от остальных, а после того, как она пригласила его к себе на квартиру, Мольден рассказал ее всю правду о своей дьявольской сущности. Томек отнеслась к информации с пониманием, но поначалу обходилась с ним с опаской. В любом случае, ухаживания вампира не отвергала, а полное доверие Вильгельму было без надобности. За год юноша сам не заметил, как привязался к чешке, отдавая ей накопившееся за сто лет неразделенное чувство. Впервые за всю свою долгую жизнь Мольден подумал, что ошибался в своих выводах: любому сознанию нужен встреск ибо вечная гармония – нечто переходящее и нестабильное, если поддерживать ее силой, то можно лишиться части себя. Из-за слепого преклонения перед своей первой возлюбленной, он был агрессивен в отношении личного владения Альжбетой. Но за куртизанкой вечно увивалась толпа поклонников, неустанно поющая ей дифирамбы. Вильгельм не мог позволить себе делить пани Томек с кем-то ни было и потихоньку ускальзывал в ночь, чтобы прикончить надоедливых кавалеров. Выяснив причину гибели клиентов, Альжбета прекратила все отношения с вампиром, сбежав днем из квартиры. Мольден не думал ее искать, разве только ради смерти из мести, но она не заслуживала ее, какую бы боль она ему не причинила.
К 30-м годам Мольден вернулся на родину, переждав первую мировую в Чехословакии. Возращение в Австрию оказалось не самым удачным решением. Думаю известно всем со школьных уроков истории, чем знаменуются следующие года. Прежде всего, в 1934 году Австрия пережила гражданскую войну и, еле оправившись от разрушений, в 1938 году присоединилась к нацистской Германии, образовав союз аншлюс. Во время выступления Адольфа, юноша ловил каждое его слово, чувствуя, что в его речи есть правда и резон. Воодушевленный речью Гитлера, Вильгельм втесался в ряды эсэсовцев. Ступив на путь Вермахта, он первым делом сообщил о своей «аллергии» на ультрафиолетовые лучи. В таком случае его определили в группу ночных разведчиков, а впоследствии и бомбардиров. Неудачное детство с лихвой компенсировалось успехом на войне. В ряду ночных бомбардировщиков не было везучей авиатора, чем Мольден. Даже при пеших операциях пулевые ранения затягивались буквально за несколько часов, а научившись неплохо стрелять, он убивал человека прежде, чем он сообразит, что умер. К тому же с ним всегда было неизменное и довольно эффективное оружие убийства – голод. Естественно, его отказ от еды вызвал у товарищей подозрения, но массовые смерти на поле битвы позволили все новым и новым людям сменять его компанию.
В 1943 году советские войска вошли в Австрию с территории Венгрии, а британские и американские войска вступили в южные и западные земли. Возникла необходимость в экстренной бомбежки с неба. Под пологом из бурого от дыма неба, Вильгельм ловко управлял истребителем B-25, уничтожая вражеские самолеты. В такие моменты Мольдену казалось, что ад опустился толстым слоем гари и пепла на землю, лишь на мгновение задержавшись в воздухе. Люди гибли: на земле, в небе, в домах. Они не выходили ни победителями, ни проигравшими в этой битве, смерть равняет всех. Остался последний самолет. Было темно, и Вильгельм мог ошибаться, но ему тогда показалось, что это был советский Су-25. Одной точной серией выстрелов из пулемета подбил сопло. Взрыв знаменовал маленькую, но ценную для эсэсовцев победу.
На следующий день в военный лагерь привезли пленных. Немцы брали всех выживших без разбора. Недостаток рабочей силы в «третьем рейхе» требовал новых членов, а исследовские центры новых подопытных. Проверка и отбор военнопленных командами и службы безопасности СД продолжались и на территории Австрии. Решающими факторами являлись профессия и состояние здоровья. Одновременно следовало же производить сортировку по национальному признаку а также проверку в полиции безопасности и абвере. Если пленные изначально не подходили ни по одному признаку, их выставляли в шеренгу и убивали. Звание Штабс-вахтмистра позволяло Вильгельму участвовать в процедуре обора, но по причине специфике отношения с солнечными лучами, он редко пользовался данными полномочиями. Но на этот раз, «доужинывая» фельдфебелем, он услышал незнакомую речь, притянувшая горе-филолога, как флейта Гемельнского крысолова. Пробравшись бесшумной тенью в помещение, он заприметил трех советских солдат, двух венгров и четырех англичан. Если говорят, что страх перед грядущим мешает заснуть, то на англичан данных закон явно не действовал. Венгры одними губами шептали молитвы, в надежде, что Великий дух будет к ним благосклонен. Русские распивали на троих флягу с каким-то напитком, скорее всего алкогольным, и что-то яро обсуждали. Точнее в дискуссии участвовало только двое, третий же угрюмо внимал их болтовне. Мольден с интересом наблюдал за пленными, отмечая, что в славянской речи отсутствует различие согласных звуков по их долготе. Светло-русый парень, до этого молчавший, решил подать голос, судя по интонации несколько холодно, после чего его товарищи резко замолчали и уставились в сторону, где стоял Мольден. Догадавшись, что его присутствие раскрыли, несмотря на непроглядную тьму в помещении, он подошел к решетке и отпер ее. Вильгельм указал пальцем на светло-русого и жестом приказал выйти. Солдат послушно вышел и последовал за юношей. Миновав охрану, благополучно дремавшую на своем посте, они вошли в палату Штабс-вахтмистра Молдена. Вильгельм почти не знал русского языка, но от оберлейтенанта слышал, как тот допрашивал советского пленного, и нахватался нескольких фраз.
- Говоришь по-немецки или по-английски? – выдал с жутким акцентом вампир, не опуская взгляда от серо-голубых глаз пленного.
-По-английски, - последовал ответ. Казалось, что солдат насмехается над ним или ждет минуты, когда можно будет разделаться с немцем. Вильгельм усмехнулся собственным догадкам и продолжил разговор уже на английском.
- Скажи, как ты заметил меня?
- Я не могу не видеть того, что вижу, - Мольден поразился, как русский говорит почти без акцента не хуже любого английского сэра, - к тому же мое зрение в темноте ничем не хуже при свете.
В голову юноши начали закрадываться догадки, ведь не зря в трех университетах его признавали лучшим, кто умел правильно скомпоновать полученную информацию. Пленный тем временем решил наконец напасть. Оказавшись лицом к лицу с противником, он увидел, что в его глазах горит голод и неистовство, точь-в-точь как у его создателя.
-Ты вампир? – спокойно спросил Мольден, и, воспользовавшись замешательством, освободился от мертвой хватки противника.
Оторопевший солдат, с недоумением уставился на своего врага, но быстро понял, что скрывать правду бессмысленно.
-Да, - протянул тот, прожигая взглядом юношу, - что с того, ты теперь меня прикончишь?
-Скорее тебя завтра убьет солнце, - проговорил скороговоркой австриец, указывая пленному на дверь, - если ты сейчас не покинешь лагерь, тебе придется явиться на завтрашний допрос. Как назло, все самое интересное происходит утром.
-Зачем ты мне помогаешь? - процедил сквозь зубы русский.
-Считай, что ты мне просто нравишься, - язвительно улыбнулся Вильгельм, - к тому же, кто я, чтобы бросать в беде себе подобных.
Проследив, чтобы не было свидетелей побега, он провел его к выходу. Лишь один раз им на пути попался рядовой, который немедленно пал от зубов русского, пока Вильгельм не успел и сообразить, что делать. Солдат благополучно бежал, оставив после себя немало проблем службе охраны.
В 44-45 годах немецкой армии везде сопутствовали, мягко говоря, неудачи в битве с советской армией. В январе они уже освободили Варшаву, а 4 апреля дала пробоину защита Венгрии. Через несколько дней Россия захватила и Вену. В это время часть австрийской армии уже переместилась в Германию. В их числе был и Вильгельм. 23 апреля в Берлин пришло известие об образовании нового коалиционного Временного правительства Австрии во главе с Карлом Реннером. Правительство опубликовало Декларацию независимости Австрии, провозгласившую Вторую Австрийскую республику и объявившую аншлюс недействительным. Было ясно, что помощи ждать не от кого. Ряды австрийских помощников редели: кто бежал на родину, кто погиб на границе, а кто свел счеты с жизнью. Мольден и сам понимал, что эта война для них проиграна, а нить его жизни сминается под острым ножом неотвратимой смерти. Берлин брали днем, юноше пришлось пережить позор вне военных действий в подвале одного из жилых домов. Он не понимал, в чем был смысл конфронтации немцев, когда уже был захвачен Рейхстаг, но в глубине души лелеял надежду на поражение с наименьшей потерей. Фашисты слишком верны своим идеям, а культ личности, занявший последние годы жизни солдат, был уже данью вложенным силам, если не религией. Вильгельм не мог понять снится ли ему сон или смерть, наконец, решила принять его проклятую душу, но в душе царило несвойственное ему спокойствие. Казалось, Мольден был готов ко всему, даже признать свои ошибки, хотя так низко, по-своему мнению, юноша не падал. Он играл в жизнь, пытался руководить ходами людей, войны, но каждый должен знать свое место, а Вильгельм ошибся в своих расчетах и принял не ту позицию. Ему не следовало лезть в дела смертных, они и без его помощи способны все разрушить. Мольден давно замечал, что где бы он ни был, то везде сеет смерть и боль, независимо от своего отношения к людям. Ему не стоило появляться на свет, его существование ошибка, как и вся это война и глупая вера в победу. Легко было догадаться, что все только ждут, когда пошатнется авторитет Германии, чтобы напасть и уничтожить. Глупо, как же глупо верить в то, что над его головой взойдет новая звезда, а вечная жизнь подарит какой-нибудь смысл. Вильгельм, шатаясь, вылез из своего убежища, свою смерь нужно встречать, не прячась в подполье. Но его намерениям не суждено было осуществиться, ибо солнце уже тонкой золотой линией умирало вместе с победой Германии, окрашивая небо в алый цвет советского флага.
Он понял, что мир вернулся на круги своя, под конец его смертной жизни, когда желание покоя и долг вели бой с равными силами. Говорят, если мы не помним свои прошлые жизни, то должны повторять их вновь и вновь. Но Вильгельм помнил, так почему цикличность бытия продолжает его пытать и сейчас? В большинстве случаев, если тебя преследует череда неудач в одной области, то это верный знак, что тебе нужно переключиться на что-то другое. Мольдену не хотелось этого, он был сыт по горло вечной смертью и вечным голодом. На поясе был прикреплен старинный кинжал, который ему достался по наследству от отца. Юноша занес его на грудью и был готов проткнуть им свое сердце, как чьи-то сильные руки перехватили оружие. Не устояв от рывка, Вильгельм завалился на своего «спасителя».
- Опять ты?! – от неожиданности юноша выкрикнул по-немецки, совершенно забыв, что русский не поймет его языка.
- Как видишь, - «некогда пленный», по всей видимости, разобрал по интонации, что говорит австриец, - а тебе не помешало бы переодеться, сомневаюсь, что в форме штабс-вахмистра ты останешься незамеченным.
- Зачем мне это? Ты сам видел, что я не хочу продолжать эту бессмысленную игру.
-Жизнь – это не игра, ты спас меня, а я плачу тебе той же монетой. Я быстро доберусь до лагеря за униформой, а ты постарайся за это время не наделать глупостей.
Вильгельм неуверенно кивнул, наблюдая за тем, как исчезает синей точкой вампир. Стоп. Синюю форму носили англичане, русские болотную, это юноша знал прекрасно, за все это время он перевидал немало пленных и мог отличить одну униформу от другой даже со связанными глазами. Почему этот советский солдат, имя которого Вильгельм так и не удосужился спросить, разгуливает по Берлину в синем мундире? Не мог же он работать английским разведчиком в русских окопах, хотя это бы объяснило его почти идеальное произношение?
«Некогда пленный» вернулся довольно быстро, притащив с собой форму британского солдата. Юноша был уверен, что тому пришлось прикончить своего товарища, дабы не вызвать лишнего подозрения. Без лишних расспросов Вильгельм натянул на свое костлявое тело лживую оболочку, с целью спасти свою шкуру. Зачем он послушался этого «военного Фигаро», а не поступил, как собирался вначале - отправиться к праотцам? Почему мозг юноши оказывался окутанным туманом, каждый раз, когда он встречался с этим странным вампиром взглядом, а все внутри замирало, как перед объявлением результатов экзамена? Почему он не мог ему противиться или перечить? Вопросов было много, но он боялся задать их самому себе, в страхе найти на них ответы. Вильгельм мимоходом подумал, что вряд ли ему нашлось бы место в раю или аду, таких, как он, не примет ни одно приличное заведение. Что уж тут говорить, даже солнце отказалось смотреть вампирам в глаза. Мольден еще на начальном этапе своего постжизненного пути понял, что божественный Дух его покинул, а Дьявол в презрении отвернулся. Каким силам служит, он не знал. Да, собственно, и не сильно старался в этом разобраться.
После войны правовое положение бывшей столицы Третьего рейха, оккупированной странами-победительницами после Второй мировой войны, сложилось в соответствии с решениями Ялтинской конференции 1945 года и предусматривавшее соответствующее разделение города на четыре сектора оккупации по аналогии с четырьмя зонами оккупации страны между Великобританией, США, СССР и Францией. Аналогичным образом на оккупационные зоны и секторы была разделена между победившими державами Австрия и её столица Вена. Вильгельм с ужасом наблюдал, как рушится все, что так трепетно и скрупулезно создавалось. Некогда доминирующее положение Германии сменилось на статус побежденной страны. Бывшие товарищи, с которыми вампир сражался бок о бок, подвергались расстрелу или пожизненному заточению. Несмотря на то, что большую часть он проводил на британской зоне, он был сведущ в положении и порядках, царящих вокруг. Его поражала глупость стран победителей, точнее их борьба друг с другом, и в особенности построение стены, разделившей Берлин за западный и восточный. Устье Эльбы предстала, как смеялся юноша, эдакими нейтральными водами. Ричард Смит, Вильгельм наконец узнал имя пленного вампира, не спускал с Мольдена глаз, что, по мнению юноши, было излишне. У него хватало благоразумия не выдавать себя бессмысленными попытками изменить ход событий. Большую часть времени, юноша находился в состоянии фрустрации или, что еще хуже, в своих мыслях. Он не мог разделить радость Ричарда и, тем более, влиться в коллектив англичан. Он не отрицал, что тридцать лет провел в Великобритании и довольно близко знаком с тамошним менталитетом, но яд поражения и желание умереть вместе с фашистами напрочь лишил Вильгельма возможности нормально мыслить. Если бы не Смит, то ему было бы гораздо легче, а тут еще ко всем прочим напастям ему приходилось беспрекословно повиноваться этому странному Фигаро, ослушаться которого он по неизвестным причинам был не в состоянии. Сколько раз Мольден мечтал сбежать, куда угодно лишь бы подальше от Германии. В ту же Чехословакию, например, но и там была возможность встретить английского или французского солдата. Его претило от войны, от прошлого, от воспоминаний, от себя, но дура вечность не спешила выпускать его из своих объятий. На свою беду, Вильгельм не заметил, как привязался к Ричарду, потихоньку подавляя в себе гордость. Он расспрашивал его об английском языке, о развитии которого он знал лишь со страниц учебника по лингвистике; о том, как он жил до войны, и, естественно, почему он попал к ним в лагерь, как советский пленный. Вампир неохотно, но отвечал на все его вопросы, а Мольден с упоением ему внимал. Вампиру нравилось, когда все становится на свои места, а англичанин помогал приводить ему свои мысли в порядок.
В 1962 году пришло время покинуть насиженный вест-Берлин, хоть в это время политические страсти только накалялись. Хранить свою общую тайну вампиры были не в силах. По всему лагерю разгуливал слух о солдатах, для которых время застыло на месте. Вильгельм и Ричард отправились в Великобританию, поселившись на окраине Лондона. Последующие годы Мольден занимался тем, что читал «The Times» и следил за развитием Берлинского вопроса. Будущее Германии и Австрии, казалось, важнее этого ничего для него не было. Как бы ни так. Вильгельм никогда не показывал своих чувств, просто не мог позволить себе новой раны, когда на душе еще свежий рубец. Он постоянно сдерживал себя, боясь, что, как в молодости, его любовь выставят на посмешище. Тем более любовь к парню. Еще в XIX веке не было ничего постыднее, чем содомия. Но, что мешает проклятому созданию обречь себя еще больше? «Услышать эти три проклятых слова и втянуть себя в такую бездну, из которой нет, и не будет шанса выбраться», - так охарактеризовал свое положение Вильгельм, пытаясь выкинуть из лохматой головы мысли о Ричарде, но тот, как назло, не собирался играть по его правилам. Неугасаемое желание поцеловать парня сменялось не менее страстным - задушить его ночью подушкой. Не со зла, конечно, а любя, точнее, из-за ненависти к своим же чувствам, к которым Мольден много лет старался привить иммунитет, но, как выяснилось, все было за зря. Сам же юноша инициативу никогда не проявлял. Боялся быть отвергнутым или из робости, он не знал. Но, как выяснилось, страхи себя не оправдали. Под действием ирландского виски Вильгельм признался Ричарду в своих чувствах, встретив ответную реакцию.
С заключением 3 сентября 1971 года Четырёхстороннего соглашения соотношение ФРГ — Западный Берлин — ГДР было поставлено на новую правовую базу. В Западном Берлине оставался оккупационный режим. Но уже ближе к 80-м годам напряжение вокруг Германии начало потихоньку идти на спад. Германии уверенно двигалась к получению суверенитета и былой свободы. Вильгельм даже подумывал вернуться в Австрию, но любовь к Ричарду была сильнее зова родины. Да и какая может быть у вампира родина? Так формальность. К тому же любовник ни за что бы не согласился покинуть Лондон ради венской неразберихи. Да и Мольден привык к английскому языку и вечерним лекциям Лондонского университета по спецфилологии. Преподавать больше австрийца не тянуло, сейчас скрывать свою истинную сущность стало еще тяжелее. Общество, чьи мозги было благополучно промыты СМИ и Стокером, про вампиров знало достаточно, чтобы вывести их на чистую воду. Хотя скрываться в толпе стало еще легче. Благодаря постоянной смене моды, подростки одевались в черт знает что, особенно приверженцы субкультур. Гуляя с Ричардом по ночным улицам Лондона, Вильгельм часто шутил, что отправь этих бесов во времена его «молодости», то их поспешили бы отправить на костер, не посмотрели даже, что тогда уже были не Средние века.
Но концу ХХ века, где-то в середине 80-х годов, существование вампиров раскрыли. Люди уже были помудрее в вопросах такого характера и старались проводить как можно меньше времени на улице после заката. А чуть позже был создан экспериментальный город, в котором вампиры могли находиться днем. Ричард и Вильгельм решили не упускать такой возможности и переехали в Мегасити.
Вильгельм устроился в местный университет на постоянную работу на должность преподавателя филологии английского языка. Жизнь вернулась на круги своя, отчего он когда-то и начинал. Несмотря на свой колоссальный опыт, он вес равно чувствовал себя двадцатипятилетним обалдуем, чьи познания ограничивались только лингвистикой. Мольден никогда не сомневался, что когда-нибудь сможет почувствовать себя способным объективно ценить жизнь в ее своеобразном проявлении. Увидеть то, что было скрыто от него в силу независящих от него событий. Снова вдохнуть воздух и почувствовать, как сердце бешено колотится в груди, стремясь высвободиться наружу. Никакие знания не способны были ему этого дать, со временем Вильгельм начал понимать, что все это приходящее, а его желание объять необъятное последствие юношеского максимализма. Мольден смог найти способ вернуть себе потерянную жизнь, здесь в Мегасити он понял, чего до этого был лишен. Если любовь к Ричарду помогла ему открыть глаза и познать истинную ценность бытия, то тут он смог играть с этим знанием, открывая все новые горизонты. «Вечный студент» снова умер и вновь восстал из пепла. Внешняя маска может и не изменилась, но жалкие клочки души лучились новой жизнью, в надежде, что истекающий энергией город только зародил зерно, а ростки еще не скоро поднимутся.